Социальный портрет иркутского православного духовенства второй половины XX века.

В постреволюционном обществе им не осталось места: вместе с дворянством, чиновничеством, офицерством они пополняли ряды т.н. «бывших людей» – представителей ранее привилегированных социальных слоев. Советская антицерковная пресса называла их не иначе, как «фанатиками», «мракобесами», «изуверами». Обвиняемые в контрреволюции, объявляемые «врагами народа», долгое время они были лишены избирательных прав...

Православные священнослужители в советском обществе. Кем они были, чем жили, с какими проблемами сталкивались? Мы рассмотрим судьбы православного духовенства на примере Иркутской епархии.

1930-е гг. оказались для Русской Православной Церкви периодом крайне воинственного отношения советской власти к Церкви, что было связано с принятием курса руководящей группы ЦК ВКП(б) на свертывание нэпа, коллективизацию, обострение классовой борьбы в социалистическом обществе. По данным Комиссии по реабилитации Московской Патриархии, к 1941 г. было репрессировано за веру 350 тыс. человек, из них не менее 140 тыс. священнослужителей. Это очень много, если учесть, что в 1914 г. в Российской империи насчитывалось 120 тыс. священнослужителей и псаломщиков  и 130 архиереев[1].

В ходе террора 1930-х годов Патриаршая Церковь как организация была разгромлена: материальная база Церкви была ликвидирована, в 1935 г. прекратил свое существование Временный Патриарший Священный Синод, большинство церквей и монастырей было закрыто, большая часть духовенства была уничтожена, в 1939 г. оставалось всего четыре правящих иерарха Патриаршей Церкви.

Духовенство Иркутской епархии понесло большие потери в первые десятилетия советской власти. Так, в 1912 г. в Иркутской епархии служило 283 священника и 77 диаконов[2]. Но уже в 1933 г. в Иркутске оставалось всего 19 священников[3]. После ареста Иркутского архиепископа Павла (Павловского) в сентябре 1937 г. Иркутская епархия оставалась вдовствующей более десяти лет.

Великая Отечественная война явилась для Церкви избавлением от угрозы окончательного разрушения. В силу ряда прагматических соображений (необходимость расположить союзников по антигитлеровской коалиции, стремление нейтрализовать воздействие фашистской пропаганды, патриотическая деятельность Патриархии, религиозное возрождение в стране) И. Сталин отказался от массированного наступления на Церковь и пошел ей на некоторые уступки.

Это изменение государственно-церковных отношений благотворно сказалось на судьбах православного духовенства.

В Иркутской епархии к началу 1940-х гг. все храмы, монастыри, часовни были закрыты, и, как следствие, легально действующих священнослужителей в области не оставалось. Когда же начался процесс возвращения храмов православным общинам[4], в области,  как и по всей  стране, остро встала кадровая проблема. Необходимо было с нуля сформировать штат приходского духовенства. Открытые в 1940-е гг. духовные школы (в 1947 г. на территории СССР было всего 2 духовные академии и 8 семинарий с общим количеством учащихся в 340 человек!) не могли справиться с подготовкой необходимого количества священнослужителей.

В стране не хватало архиереев, в связи с чем многие епархиальные кафедры долгое время оставались незамещенными. Среди них была и Иркутская, управлявшаяся с 1943 г. по 1948 г. Новосибирским архиепископом Варфоломеем (Городцовым). В свою очередь Иркутские архиереи с октября 1949 г. по 1988 год являлись временно управляющими Хабаровской епархией.

В Иркутской епархии – до назначения сюда в июне 1948 г. епископа Ювеналия (Килина) – формированием штата духовенства занимался протоиерей Николай Пономарев, в сентябре 1944 г. назначенный благочинным церквей Иркутской области[5]. Характеристику на подходящего кандидата он направлял в Новосибирск архиепископу Варфоломею, который выносил резолюцию о назначении священнослужителя к тому или иному приходу.

В то время основным резервом пополнения кадров духовенства в Иркутской епархии стали священнослужители, вынужденные прекратить служение в период массового закрытия церквей и репрессий против духовенства. Коренных иркутян среди них было меньшинство. Большую часть духовенства области составляли люди или оказавшиеся здесь ходе репрессий, или переселившиеся в Сибирь добровольно, многие из них вынуждены были скрывать свое прошлое.

После закрытия храма священникам ничего больше не оставалось, как в поисках пропитания устраиваться на работу. Это в лучшем случае, а в худшем их ждали аресты, лагеря и ссылки.

Кем же работали священники? Чернорабочий, кочегар, сторож, путевой обходчик, столяр, плотник, письмоносец, колхозник – вот неполный список новых занятий духовенства. Как видно, на более квалифицированную работу многим священникам с таким компрометирующим прошлым рассчитывать не приходилось. Однако в силу нехватки образованных специалистов в советском обществе перед бывшими священнослужителями, имеющими за плечами годы обучения в духовных училищах и семинариях, открывался путь к более престижным должностям. Многие работали бухгалтерами, счетоводами, кассирами, секретарями и даже учителями. (И это при том, что советская школа должна была бороться с «религиозными пережитками». Но не все было так однозначно. Например, когда протоиерей Михаил Мещеряков, в будущем настоятель Богородице-Казанской церкви в поселке Тельма отбывал очередной срок в ИТЛ, его жена работала учительницей в средней школе в Красноярском крае. Капитолина Николаевна в свое время окончила епархиальное училище).

Протоиерей Валериан Георгиевский год проработал на Бирюсинском лесозаводе простым рабочим, после чего его как человека с образованием выдвинули на должность секретаря при заводской средней школе. Отец Валериан окончил Каменец-Подольскую духовную семинарию и к тому времени имел за плечами двенадцатилетний священнический стаж. Но 1937 год стал для него – в числе прочих священнослужителей – роковым: он был арестован, сужден по статье 58-10 и отправлен на 7 лет в лагеря[6].

Необходимо отметить, что священнослужители были, как правило, добросовестными и ответственными работниками, чем заслуживали уважение трудового коллектива. Многих из них начальство представляло к награде, как, например, священника Тимофея Александровича, который, будучи рабочим в «Союззолоте» в Иркутске II, был награжден медалью за самоотверженный труд[7]. Таких примеров было множество.

На протяжении 1940-50-х гг. в Иркутской епархии стабильным оставался высокий удельный вес репрессированного духовенства. В 1954 г. из 29 священнослужителей области 45% было в прошлом репрессировано. В 1956 г. – 42%, в 1960 г. – снова 45%. Но уже в 1969 г. репрессированных было всего 32%, что объясняется естественной убылью старшего поколения священнослужителей и выходом на сцену нового поколения, не подвергавшегося сталинским репрессиям[8].

Многих репрессированных священников, решивших возобновить служение в 1940-е гг., подстерегали различные трудности. Например, по назначении священника на приход и регистрации у уполномоченного спецкомендатура НКВД, в которой священник стоял на учете как спецпереселенец, могла не дать разрешения на переезд к месту служения. Такая ситуация сложилась с о. Иоанном Фокиным, высланным из Воронежской области в Иркутск 1931 г. вместе с отцом, которого советская власть признала кулаком. О. Иоанну пришлось побороться за свое право служить в Никольской церкви  г. Зимы, куда его в ноябре 1945 г. зарегистрировал иркутский уполномоченный[9].

Случалось и такое, что священнику отказывали в праве жить в том или ином городе, как это было с возвратившимся в Иркутск в 1943 г. из ссылки протоиереем Николаем Пономаревым. Как только он решил начать служение в Крестовоздвиженской церкви, то был лишен права проживания в Иркутске как в городе «режимном». Полтора месяца – с 1 января по 25 февраля 1944 г. – о. Николаю пришлось проработать бухгалтером в тубсанатории села Барлук, прежде чем он доказал свое право вернуться в Иркутск и начать служение. Для этого он обращался с просьбой о помощи к Патриарху Сергию, подробно описав ему свои злоключения[10]. Из анкеты о. Николая, написанной 7 марта 1944 г. известно, что о. Николай  «по особому ходатайству перед Верховным Советом СССР получил право прописки и проживания в г. Иркутске, о чем объявлено ... через областную милицию 17 февраля сего года»[11]. Возможно, это ходатайство было подано через Патриарха Сергия, но точно неизвестно.

Приходилось испытывать определенные трудности, связанные с наличием судимости, даже Иркутскому архиепископу Палладию (Шерстенникову) , отбывавшему срок на Колыме с 1940 г. по 1947 г. Он был осужден по статьям 58-10 и 11 УК РСФСР, а поле окончания срока ему был запрещен въезд в погранполосу. В состав же Хабаровской епархии, которой архиепископ временно управлял, входили приходы, расположенные в пограничной полосе. При каждом въезде в эти населенные пункты архиепископу приходилось оформлять пропуск. Те же трудности он испытывал при выезде по делам службы в Москву.

В 1940-е гг. открылся еще один источник пополнения приходского духовенства. В это время часть священников перешла в Патриаршую Церковь из обновленчества, переживавшего в годы войны острейший кризис и клонящегося к закату. В это время советская власть встала на путь ликвидации обновленческого раскола. Массовое возвращение обновленческого духовенств а в лоно Московской Патриархии началось в 1943 г. и еще более усилилось после знаменитой сентябрьской встречи И. Сталина с церковным руководством и избрания митрополита Сергия (Страгородского) Патриархом Московским и Всея Руси.

Иркутская епархия никогда не была центром обновленческого движения, однако и здесь находились архиереи и рядовые священники, уклонившиеся в раскол. Но обновленческое духовенство епархии всегда составляло меньшинство. Так, в 1933 г. в Иркутске служило 19 священников Патриаршей Церкви и всего 3 обновленческих священника[12]. Ярким примером судеб обновленческого духовенства является жизнь священника Иоанна Петровича Грачева. Уроженец Пензенской губернии, он в 1912 г. переселился в Иркутскую губернию, где работал псаломщиком. Рукоположенный в 1920 г. в сан священника, он впоследствии перешел в обновленчество. Но это не спасло о. Иоанна от репрессий – в 1930 г. он был осужден по статье 58-10 на три года ИТЛ. По окончании срока, как и большинство священников в аналогичной ситуации, он не возобновил служение, а устроился на работу.

В 1944 г. И.П. Грачев возглавил деятельность по передаче верующим Никольской церкви в г. Зима. Несомненно, он надеялся стать настоятелем во вновь открытой церкви и выражал свое недовольство, когда туда назначили другого священника. Дело в том, что согласно справке, которую в марте 1945 г. о. Н. Пономарев выдал представителям церкви в Зиме «гражданин Грачев Иван Петрович, проживающий в г. Зиме, ни в коем случае не может быть допущен к служению в православных общинах Иркутской епархии в звании священника, как лицо, не предоставившее документов своего звания священника и канонической правомочности на служение в клире православной Церкви»[13]. Скорее всего, эти документы были утеряны.

В августе 1945 г. И.П. Грачев был назначен псаломщиком Никольской церкви в Зиме, а после воссоединения с Патриаршей Церковью архиепископ Варфоломей направил его настоятелем в Петропавловскую церковь села Буря.

Следующим источником пополнения духовенства было рукоположение мирян – пономарей, церковных сторожей, псаломщиков, чтецов. Некоторые из них активно участвовали в церковной жизни еще до революции, а также в 1920-30-е гг. В Иркутской области настоятелями вновь открытых церквей становились священники с большим опытом служения, а среди вторых священников на приходе начиная с рубежа 1940-50-х гг. все чаще встречаются вновь рукоположенные. Случаи посвящения в сан участились с назначением в Иркутск 1948 г. епископа Ювеналия (Килина).

Общее количество священнослужителей области напрямую зависело от количества действующих приходов. Так, в 1954 г. в 14 церквах Иркутской области служило всего 29 человек (22 священника и 7 диаконов), в 1958 г. – 31 человек, в 1969 г. – 22 человека, в 1985 г. – 23 человека[14]. Помимо этого, в каждом приходе, как правило, был официально зарегистрированный псаломщик, который тоже входил в причт церкви. Т.о., количество православных священнослужителей Иркутской области в 1940-80-х гг. оставалось примерно одинаковым: от 20 до 30 человек.

Вот характерный пример укомплектованности приходов Иркутской области в 1954 г.: В Крестовоздвиженской церкви г. Иркутска – 3 священника и 1 диакон; в Знаменском кафедральном соборе – 3 священника, 1 протодиакон и 1 диакон; в Михаило-Архангельской церкви в Иркутске II – 2 священника и 1 диакон; в г. Черемхово – 3 священника и 1 диакон; в пос. Тельма – 2 священника и 1 диакон; в г.Зима – 1 священник и 1 диакон; в городах Тулун, Нижнеудинск, Слюдянка, Бодайбо, поселках Листвянка, Верхоленское, Суетиха – по одному священнику[15] . Таким образом, не только в сельских, но и во многих городских храмах Иркутской области служило по одному священнику.

Как видно, священнослужителей явно не хватало. Уполномоченные Совета по делам Русской Православной Церкви (с 1965 г. – Совет по делам религий), пользуясь своим правом регистрации духовенства, не допускали его заметного количественного роста. Нередко уполномоченные за те или иные «проступки» снимали священника с регистрации, тем самым лишая его права совершать богослужение. Ярким примером тому является случай с настоятелем Никольской церкви в Листвянке иеромонахом Анатолием (Корнильевым). В 1950 г. его лишили регистрации за то, что на праздник Крещения Господня он совершил водоосвящение на берегу Байкала. Уволенному за штат иеромонаху Анатолию ничего не оставалось, как искать возможности служить в другой епархии: он был принят в Тюменский Знаменский собор (через год отец Анатолий вернулся в Иркутскую епархию и получил регистрацию)[16].

Что касается возрастного состава духовенства, то в стране в середине 1970-х гг. преобладали лица старше 60 лет, а к 1989 г. 35% священников и 50% диаконов были в возрасте до 40 лет (13). Особенностью же сибирских епархий было преобладание на рубеже 1960-70-х гг. молодого духовенства – в возрасте до 40 лет. Это объясняется не только сменой поколений, но и тем, что здесь молодое духовенство проходило свой первый опыт служения, стремясь со временем перевестись в центральные епархии. На место выбывших приезжали новые молодые священнослужители.

Новое поколение священнослужителей отличалось от старого по многим параметрам.  Эти люди получили воспитание и образование уже при советской власти. Выбор священнического служения в условиях притеснений Церкви свидетельствует о их мировоззренческой самостоятельности и неординарности. Очевидно также, что многим из них вера была привита бабушками и дедушками, реже – родителями. Итак, в условиях гонений 1920-30-х гг. и почти полного институционального разрушения Церкви старшее поколение не только сохранило личную веру в Бога, но и передало ее младшему.

Интересно отметить, что большинство священнослужителей 1960-80-х гг. было выходцами из рабоче-крестьянской среды, интеллигенции и служащих среди них было немного. А дети священников, как правило, не решались идти по стопам своих отцов, т.к. они не понаслышке  знали о трудностях, с которыми ежедневно сталкивалось духовенство. Иркутский уполномоченный В.Ф. Коростелев в 1971 г. выяснил, что среди 18 священников, служащих в области «6 священников имеют взрослых детей, которые работают учителями, врачами, шоферами, монтажниками, бухгалтерами, рабочими. 4 священника имеют детей школьного и студенческого возраста... Никто из детей священников не пожелал унаследовать духовный сан отца. По этому поводу священник Зубарский И.М. заявил: «Наши дети предпочитают иметь хорошую гражданскую профессию, ибо духовный сан бесперспективен»[17].

Уровень образования иркутского духовенства был невысок, но тому были объективные причины. Если старшее поколение священников успело получить духовное образование до революции и в 1920-е гг., то молодежь была практически лишена этой возможности. О многом говорят следующие цифры: в 1914 г. в Российской империи действовало 57 духовных учебных заведений, закрытых в 1920-е гг.[18]. После 1943 г. было открыто всего две духовные академии и 8 семинарий. Архиепископ Вениамин (Новицкий) пытался решить эту проблему путем приглашения в епархию выпускников семинарий, но большинство из них стремились продолжить обучение в академии, что позволяло устроиться сотрудниками в отделы Патриархии, стать секретарями епархиальных управлений в крупных городах. Одной из самых восточных епархий Русской Православной Церкви надеяться на привлечение выпускников духовных школ не приходилось. Оставался еще один выход – направлять иркутское духовенство для обучения на заочном секторе семинарий и академий.

Не стоит забывать о кадровой политике уполномоченных, которые не приветствовали образованное духовенство и стремились нейтрализовать его «идеологическое воздействие» на верующих. Каким образом? Во-первых, не всегда принимали на служение в Иркутскую область (отказывали в регистрации), во-вторых, добивались перевода образованных активных священников из Иркутска на периферийные приходы. О многом говорят следующие строки из отчета уполномоченного за 1971 год: «Большинство священников настроено лояльно, доброжелательно. Но есть и ревностные служители церкви, раболепски преданные архиерею... Учитывая, что нахождение таких лиц на службе в церквах города нежелательно (храмы Иркутска часто посещают иностранцы)... приняты меры о направлении священников Касаткина Е.В. и Романова В.Я[19]. на периферийные приходы. Ведется работа в этом направлении и по отношению настоятеля Кафедрального собора Соколова Н.Г.»[20].

В 1970 г. из 18 штатных священников Иркутской области высшее духовное образование имели только двое, среднее – пятеро. Обучались заочно в семинарии 6 человек, в академии – 2 человека[21]. Не изменилось положение и в 1980-е годы. Архиепископ Хризостом (Мартишкин), управлявший епархией в 1984-1990 гг., признавал, что «проблемой номер один в Иркутской епархии стало отсутствие подготовленных священнослужителей... Подавляющее большинство их не имеет специального богословского образования»[22].

Итак, государственная политика по отношению к Церкви, географическое положение Иркутской епархии во многом определили социальный облик местного православного духовенства. Во-первых, оно было малочисленным – в силу малого количества храмов в епархии. Во-вторых, вплоть до рубежа 1960-70-х гг. высоким оставался процент репрессированных священнослужителей. Низкий образовательный уровень духовенства в самой восточной епархии страны оставался острой проблемой на протяжении второй половины XX века. Духовенство Иркутской епархии формировалось в основном за счет приезжего населения – ссыльных, спецпереселенцев, а с 1960-х гг. – жителей центральных и западных областей СССР.  В судьбах православного духовенства Иркутской епархии в полной мере отразились отношения Советского государства и Русской Православной Церкви, полные драматизма и противоречий.

 Смолина Ирина